Неточные совпадения
— Чувствую, что отправляюсь, — с трудом, но с чрезвычайною определенностью, медленно выжимая из себя слова, проговорил Николай. Он
не поднимал головы, но только направлял
глаза вверх,
не достигая ими лица брата. — Катя, уйди! — проговорил он еще.
Я нарочно заметил об «акциях», но, уж разумеется,
не для того, чтоб рассказать ему вчерашний секрет князя. Мне только захотелось сделать намек и посмотреть по лицу, по
глазам, знает ли он что-нибудь про акции? Я
достиг цели: по неуловимому и мгновенному движению в лице его я догадался, что ему, может быть, и тут кое-что известно. Я
не ответил на его вопрос: «какие акции», а промолчал; а он, любопытно это, так и
не продолжал об этом.
Новая метода-с: ведь когда ты во мне совсем разуверишься, то тотчас меня же в
глаза начнешь уверять, что я
не сон, а есмь в самом деле, я тебя уж знаю; вот я тогда и
достигну цели.
Мы тихонько двинулись вперед, стараясь
не шуметь. Гольд повел нас осыпями по сухому ложу речки и избегая тропинок. Часов в 9 вечера мы
достигли реки Иодзыхе, но
не пошли в фанзы, а остались ночевать под открытым небом. Ночью я сильно зяб, кутался в палатку, но сырость проникала всюду. Никто
не смыкал
глаз. С нетерпением мы ждали рассвета, но время, как назло, тянулось бесконечно долго.
Я смотрел на старика: его лицо было так детски откровенно, сгорбленная фигура его, болезненно перекошенное лицо, потухшие
глаза, слабый голос — все внушало доверие; он
не лгал, он
не льстил, ему действительно хотелось видеть прежде смерти в «кавалерии и регалиях» человека, который лет пятнадцать
не мог ему простить каких-то бревен. Что это: святой или безумный? Да
не одни ли безумные и
достигают святости?
Кононович удостоверяет, «что отчасти по причине своего изолированного положения и затруднительности сообщений с ним, отчасти вследствие различных частных соображений и расчетов, которые на
глазах моих предместников разъедали дело и портили его везде, куда только
достигало их тлетворное дыхание, Корсаковский округ постоянно был обходим и обделяем, и что ни одна из самых вопиющих нужд его
не была разобрана, удовлетворена или представлена на разрешение» (приказ № 318-й 1889 г.).]
Лиза, Бертольди и Розанов стали около Полиньки так, чтобы по возможности закрыть ее от бесчисленных
глаз гуляющей толпы, но все-таки, разумеется,
не могли
достичь того, чтобы Полинька своим состоянием
не обратила на себя неприятного внимания очень большого числа людей.
С другой стороны, случалось мне нередко
достигать и таких результатов, что, разговаривая и убеждая, зарапортуешься до того, что начнешь уверять обвиненного, что я тут ничего, что я тут так, что я совсем
не виноват в том, что мне, а
не другому поручили следствие, что я, собственно говоря, его друг, а
не гонитель, что если… и остановишься только в то время, когда увидишь вытаращенные на тебя
глаза преступника, нисколько
не сомневающегося, что следователь или хитрейшая бестия в подлунной, или окончательно спятил с ума.
Дни проходили за днями; мою комнату продолжали
не топить, а он все думал. Я
достиг в это время до последней степени прострации; я никому
не жаловался, но
глаза мои сами собой плакали. Будь в моем положении последняя собака — и та способна была бы возбудить сожаление… Но он молчал!!
Цифры шеренгами и столбцами мелькают в моих
глазах; мне тошно от них, я рад бы бежать куда
глаза глядят, чтоб только
не видеть их, однако я преодолеваю свою тошноту и целым рядом героических насилий над собою
достигаю, наконец, итога,
не только понятного для меня самого, но такого, который — я положительно в том уверен — поймет и мое начальство.
Язь довольно широк, но уже
не кругловат и ровнее плотицы; иногда
достигает трех четвертей длины и двух вершков толщины, разумеется в спине; хвост и нижние перья имеет красные, а верхние — сивые,
глаза светло-коричневые; покрыт чешуей, которая около спины крупнее и темнее, по большей части серебристого цвета, но попадаются изредка язи, в одной и той же реке, желтовато-золотистые.
Правду сказать, я до сего счастия с великим трудом
достигаю, особливо в нынешнее время: как я ни хвалю их в
глаза, как я ни стараюсь услуживать им, но все
не клеится».
Та же декорация. Вечереет. Свинцовые тучи бегут по небу. Издали доносится усиленный стук топоров. Через сцену,
не переставая, идут люди к морю, огибая дворец. Жесты оживленные,
глаза блестят; волнение
достигло крайней степени. На всех лицах тревога и жадная надежда. Один из толпы останавливается и опирается на перила набережной. К нему присоединяется второй.
Разнузданность и цинизм танцорок
достигали до такой степени, что приезжие истые парижане
не верили
глазам своим, уверяли, что у них в Париже ничего равного этому и нет, и
не было, и
не видывано, и бесконечно удивлялись par le principe de la liberté russe [Из принципа русской свободы (фр.).].
Нежный запах ананаса, положенного в открытый верх коляски,
достигал до ее обоняния. И опять всплыли
глаза Палтусова. Глазам-то она
не верит. Очень уж они мягки и умны. Такой человек на каждом хочет играть, как на скрипке…
— Это одна из жертв Гиршфельда, — заключил свой рассказ Карнеев, — я
не могу этого доказать, но я чувствую. Ему понадобилась
не она, а ее деньги, которые должны перейти к ее сестре, а та в его руках. Он погубит и другую, погубит и Антона, я старался раскрыть ему
глаза, но безуспешно; я
достиг лишь того, что потерял в нем друга, теперь теряю существо, которое для меня более чем друг. Я один, совсем один. Знаете ли вы, что значит быть одному? Я чужд миру и мир чужд мне.
Они скоро
достигли калитки и вышли на берег реки. Морозный ветер на открытом пространстве стал резче, но шедшая впереди, одетая налегке Танюша, казалось,
не чувствовала его: лицо ее, которое она по временам оборачивала к Якову Потаповичу, пылало румянцем,
глаза блестели какою-то роковою бесповоротною решимостью, которая прозвучала в тоне ее голоса при произнесении непонятных для Якова Потаповича слов: «Все равно
не миновать мне приходить к какому ни на есть концу».
Бледный свет восковой свечи, одиноко горевшей на столе в противоположном углу горницы,
не достигал разговаривавших, и
глаза этих волка и волчицы в человеческом образе горели в полумраке зеленым огнем радостного предвкушения мести.
Несмотря на первую сердечную рану, которую нанесла ему жизнь смертью Глаши, Суворов
не предался отчаянию,
не отстал от дела. Он только еще более ушел в самого себя и в исполнение своих служебных обязанностей и в изучении военных наук старался найти забвение происшедшего. Он и
достиг этого. И если образ Глаши и устремленные на него ее
глаза и мелькали порой перед Александром Васильевичем, то лишь для того, чтобы напомнить ему его клятву о сохранении целомудрия.
Пробиваясь через толпу людей, теснившихся в неопределенном и раздраженном состоянии на дворе, Нефора видела множество плачущих женщин и детей, и сердце ее сжалось; но когда она с усилием
достигла в покои епископа и увидала его окаменелое равнодушие, это ее даже удивило. Увидев Нефору, он
не выразил никакого особенного движения и тотчас же перевел
глаза на другой предмет и стал потирать одну о другую свои старческие руки.
— Я никогда
не посмею сказать, что я знаю истину, — сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. — Никто один
не может
достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, — сказал масон и закрыл
глаза.
[Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким-то остолбенением,
не произнес более ни одного слова и продолжал ехать,
не спуская
глаз с завоевателя, имя которого
достигло до него через восточные степи.